Двери в замолчанное открываются с трудом. Мы чувствуем волнение авторов восстановленных «семейных хроник», собранных в этой книге. Это в каком-то смысле опыт самопознания, и он требует большого мужества. Тотальное молчание между близкими говорит о советском режиме не меньше, чем статистика репрессированных и убитых. Само хранение и передача семейной памяти были одним из видов сопротивления, и немногие на него решались. Возвращение к знанию о себе, разрыв заговора молчания — здесь может кончиться это оцепенение «выживших». Перед лицом прямых фактов человек уже не сможет сказать: «Все сложно… не нам судить…» Нам судить: нам разделить для себя ложь и правду. Нам сказать: «Так нельзя. И было нельзя. Я скорблю о том, что происходило с нами». С этого и начнется в действительности наша история.